Михаил Салтыков-Щедрин - Том четвертый. [Произведения]

Прокофий Иваныч (отдохнув). Стало быть, еще, слава богу… наша правда не потеряна, ваше превосходительство!

Лобастов. Оно конечно, брат, правда дело хорошее, однако ты не больно на нее полагайся! Другой раз, пожалуй, и подмахнет духовную, особливо если без памяти будет!

Прокофий Иваныч (кланяясь). Уж сделайте ваше одолжение, посоветуйте мне что-нибудь, ваше превосходительство!

Лобастов. А у меня, брат, с тобой не совет, а уговор будет. Я, брат, человек русский, люблю чай с калачами пить, а пустяки городить не люблю… да и не поверишь ты мне, как я в любви перед тобой рассыпаться стану…

Прокофий Иваныч. Это точно, что не поверю, ваше превосходительство!

Лобастов. Ну то-то же! Так уговор у меня будет такой: чтобы первое, коли все, с божьей помощью, у нас устроится, так быть Леночке беспременно замужем за Гаврилом Прокофьичем, а не захочет волею, так ты его в ту пору можешь и постращать по-родительски…

Прокофий Иваныч. Это будет в нашей власти, ваше превосходительство.

Лобастов. А второе, чтобы Гавриле Прокофьичу, как он женится, третья часть всего капиталу была отдана…

Прокофий Иваныч (кланяясь). Не много ли будет, ваше превосходительство? Ведь тятенькин капитал не маленький-с, так предостаточно бы и четвертой части…

Лобастов. Ведь этакой ты зверь, Прокофий Иваныч! ничего еще в руках-то у тебя нет, а уж торгуешься!

Прокофий Иваныч. Да больно уж будто обидно будет, ваше превосходительство!

Лобастов. Да ведь он сын тебе, пойми ты это! Ведь ему, пожалуй, и весь капитал-то достанется, если я участия своего тут не покажу.

Прокофий Иваныч. Помилуйте, ваше превосходительство, мы это очень понимать можем. (Кланяется.) Нельзя ли уж на четвертой-то части, ваше превосходительство?

Лобастов. Ну, черт с тобой! четверть так четверть; я человек добрый! Только ты смотри, не надуй же меня.

Прокофий Иваныч. Как же это возможно, ваше превосходительство!

Лобастов. То-то! а то вы, ерихоны, только и видел вас, покуда деньги в карман положить не успели! Теперь-то вот ты кланяешься, а в ту пору, как получишь свое, так и спину, пожалуй, покажешь.

Прокофий Иваныч. Мы, кажется, еще в эвтом малодушестве не замечены, ваше превосходительство!

Лобастов. То-то же! а не то ведь со мной расправа короткая: я жаловаться не буду, а собственными своими руками рыло твое в один момент в решето превращу… я, брат, не побрезгаю!

Прокофий Иваныч. Допустим ли мы себя до того, чтоб ваше превосходительство ручки свои беспокоили! (Кланяется.)

Лобастов. Ну, ладно. Теперича, стало быть, я ручаюсь, что духовной не будет, а в случае если дойдет до того, чтоб ему ноги кверху, так и весть тебе будет подана. (Смотрит на часы.) Однако прощай, брат!

Прокофий Иваныч. Что ж скоро нас оставляете? Откушайте еще хоть рюмочку, ваше превосходительство!

Лобастов. Разве уж на дорожку. (Пьет.) А все-таки, брат, не мешало бы и тебе в нашем деле мне посодействовать… Брось, любезный, мочалку-то свою!

Прокофий Иваныч. То есть вы это о бороде говорить, ваше превосходительство, изволите?

Лобастов. Ну, разумеется.

Прокофий Иваныч (подумав немного, решительно). Это можно, ваше превосходительство!

Лобастов (несколько озадаченный). Ай да молодец, Прокофий Иваныч! вот подарил-то, дружище! Поцелуемся, брат!

Целуются.

Прокофий Иваныч. Потому нам, ваше превосходительство, это можно, что мне теперича самому этот сюжет оченно поперек стал! Я так даже удумал, что если мне бог поможет папеньку на милость склонить, так я и тещу Василису Парфентьевну, и всю эту шаверу из дому метлой… потому как я своим лицом никаких против просвещенья резонов не имею, а только Василиса Парфентьевна через Мавру Григорьевну на мою плоть действуют… так я теперича и Мавру Григорьевну из своих рук поучить могу, если шибко мне прекословить будет!

Лобастов. Ну, и славно! Только смотри же ты, не надуй меня… видит бог, живого тогда не оставлю!.. Поцелуемся, брат!

Целуются.

Прокофий Иваныч. Прощенья просим, ваше превосходительство.

Уходят.

Сцена несколько времени остается пустою.

Прокофий Иваныч (возвращается). Четвертую часть!.. не жирно ли будет? Эк ведь отвалил! Я и сам тоже жить хочу; ты не смотри на меня, что я смирный да в сермяге хожу — мне эти глупости-то уж вот как надоели! Довольно того, что жениться Гаврилку на твоем выродке заставлю… А ведь довольно будет забавно, Гаврилка, как ты с этакой-то сорокалетней девчищей под венец пойдешь! А пойдешь, брат, хоть и будет у тебя сердце воротить, пойдешь… Я свой долг благодарности перед его превосходительством исполнить должен — это так! Ну, и старость мою тоже утешать будешь… (Задумывается.) А что, если да он меня обманет, или хоть просто ничего в мою пользу сделать не успеет? Господи! да что ж это такое будет? И из-за чего я весь этот раздор затеял? так вот дурость напала! А ведь и нравом-то я весь в папеньку вышел; оттого-то, может, и разговор у нас завязался! он говорит «да», а я говорю «нет», да тут еще и сарафанницы подоспели… так-то-с!.. (Вздыхает.) Теперь вот и оскобли, пожалуй, рожу, так и то еще не подействует… Первое дело, он хоть и любит, чтоб ему покорялись, а тоже ведь понимает, об чем естество-то человеческое тоскует! А второе дело, и не подпустят меня к нему… особливо этот Семен! Вот, я вам доложу, смрадная-то скотина, даром что статский советник!.. Ну, а если да этому Семену отступного подсунуть?.. А ведь недурно я это загадал! Конечно, генерал обещал, да ведь кто его знает, как он там успеет, а как сам со всех сторон дело обделаешь, так и совесть-то будет словно покойнее…

Прокофий Иваныч и Живновский.

Живновский (высовывая голову из средних дверей). Почтеннейшему благодетелю Прокофию Иванычу нижайше кланяюсь.

Прокофий Иваныч (вздрогнув). Тьфу ты пропасть! Ты, что ли, Федор Федорыч?

Живновский. Я, Прокофий Иваныч, все я-с; отдохнуть к вам от трудов пришел, ну, и водочки, может, поднесете… Не мало-таки мы сегодня с вашим родителем маялись!

Прокофий Иваныч. А что?

Живновский. А как же, сударь! и в аптеку сбегать, и за лекарем, все я-с! Ведь уж и духовную сегодня Иван-то Прокофьич написали…

Прокофий Иваныч (в испуге). Что ты! что ты! да ты не ври!

Живновский. Вот умереть хоть сейчас, если не написали! Сам своими глазами, сударь, видел! Семен Семеныч и писал-то!

Прокофий Иваныч (растерянный). Что ж это Андрей-то Николаич! Господи! Да ты врешь, проходимец ты этакой?

Живновский. Зачем врать, Прокофий Иваныч? Сам, сударь, своими ушами слышал, как читали; шесть недель нищих кормить приказал, чтобы за душу-то его, значит, богу молили.

Прокофий Иваныч. Именье-то, именье-то кому?

Живновский. А имения, говорит, внуку моему Гавриле часть, дочери моей любезной Настасье Ивановне часть, да на построение храмов божиих часть, а сыну моему любезнейшему Прокофию Иванычу родительское мое благословение…

Прокофий Иваныч. Да что ж это такое будет? грабить, что ли, они меня хотят? резать, что ли, хотят? (Не помня себя, бросается на Живновского.) Нет, ты скажи, зарезать, что ли, меня пришел?.. Батюшки! православные! грабят!

Те же и Василиса Парфентьевна и Мавра Григорьевна

(вбегают испуганные).

Василиса Парфентьевна. Что такое? что еще случилось?

Прокофий Иваныч (бросив Живновского, мечется по комнате). Портного! цирульника! (Рвет себя за бороду.) Да возьмите вы ее, ешьте вы ее… Лошадь скорее! шапку! где моя шапка?

Василиса Парфентьевна. Да образумься: куда ты бежать-то хочешь?

Прокофий Иваныч (останавливаясь). Куда бежать?.. Господи! и бежать-то некуда! зарезали меня! погубили!

Занавес опускается.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Фурначев, статский советник, 55 лет.

Настасья Ивановна, жена его, 30 лет.

Прокофий Иваныч.

Лобастов.

Анна Петровна Живоедова, 40 лет, сирота, из благородных, живущая в доме старика Пазухина в качестве экономки.

Лакей.

Театр представляет кабинет статского советника Фурначева. Посреди сцены большой письменный стол, на котором во множестве лежат дела и бумаги. По стенам несколько кресел, а налево от зрителей диван; мебель обита драдедамом; в одном углу шкаф, в котором расставлены: Свод законов и несколько других книг. В средине комнаты дверь. Семен Семеныч, одетый в халат, сидит за письменным столом, углубившись в чтение «Московских ведомостей». Фурначев принадлежит к разряду тех людей, которых называют солидными; он большого роста, с приличным чину брюшком, ходит прямо, говорит медленно и с достоинством; манеры и движения имеет начальственные.

Фурначев (прерывая чтение). Итак, в настоящем году следует ожидать кометы! Любопытно бы, однако ж, знать, что предвещает это знамение природы? Гм… Комета, сказывают, будет необыкновенная, с чрезвычайным хвостом… Стало быть, хвостом этим и землю задеть может… странно! что ж тогда предположения человеческие? Иной копит богатства вещественные, другой богатства душевные, один плачет, другой смеется… бьются, режутся, проливают кровь, разрушают города и вновь созидают… и вот! Иной философ утверждает, что мир — вода, другой, что мир — огонь, и что же из всего этого вышло? Только та одна истина, что человеческому мышлению предел положен! Однако эта комета неспросту… что-то будет? Если война будет, то, должно быть, кровопролитная, потому что и комета необыкновенная… Во всяком случае, рекрутский набор будет… (Вздыхает.) Мудры дела твоя, господи! так-то вот все дела человеческие на практике к одному концу приводятся: там, в небесных сферах комета совершает течение, на концах земли кровь проливается, а в Крутогорске это просто-напросто рекрутский набор означает!